Криптономикон, часть 2 - Страница 137

137

Некоторое время он лежит, слушая орудийные залпы.

Надо выполнять задание. Ради сына. Свободной рукой Шафто нащупывает кусачки и начинает перекусывать проволоку вокруг себя.

Губки кусачек едва захватывают толстые трубки антенны. Бобби нащупывает, где они воткнулись ему в спину и работает — щелк, щелк, щелк. Затем перекусывает ту, что проткнула руку. Затем наклоняется к трубке в ноге. Затем выдергивает из своего тела и бросает на бетон остатки — звяк, звяк, звяк, звяк. Кровь течет ручьем.

Идти он даже не пытается, так, с трудом волочится по бетонной крыше. Бетон приятный, теплый — нагрелся на солнце. Самого МДК отсюда не видно, хотя видны верхушки его антенн. По ним можно определить положение катера.

Здесь должна быть веревка. Опершись на локти, Шафто приподнимается и оглядывается. Вот же она, манильская веревка (разумеется!) на якоре, зацепленном за выемку у края крыши.

Наконец он добирается до места и начинает тянуть веревку. Закрывает глаза; только бы не уснуть! Тянет, пока в его руках не оказывается что-то большое и толстое — шланг.

Почти все. Он ложится на спину и обхватывает конец шланга, прижимая его к груди, потом осматривается, находит вентиляционную шахту, которую ему показали на рекогносцировочных фотографиях. На ней когда-то был металлический колпак, но теперь ничего нет, только дыра в крыше с железками, торчащими по краям. Бобби подползает и вставляет туда конец шланга.

Кто-то определенно наблюдает за ним с одного из кораблей, потому что шланг напрягается, словно оживившая змея, и Шафто чувствует, как под руками бежит поток горючего. Десять тысяч галлонов. Прямо туда, внутрь. Внизу слышно, как япошки хриплыми голосами поют песни. Сейчас они поймут, что их ждет. Генерал Макартур обеспечит им то, о чем они молятся.

Теперь Бобби Шафто должен спуститься по веревке на МДК, но ясно, что уже ничего не выйдет. Помощи ждать неоткуда. Когда ток горючего прекращается, он собирает остаток сил. В последний раз посылает все к черту. Выдергивает чеку из зажигательной гранаты; кольцо выскакивает и с веселым звяканьем падает на крышу. Граната оживает в руках; внутри шипит и потрескивает запал. Он бросает гранату в шахту — вертикальную трубу, черный круг посреди грязно-серого поля, как пепел от японского флага.

Затем, поддавшись порыву, ныряет вслед.

Semper Fidelis
Звезда зажигает рассвет
Я падаю вниз

Метида

Появление root@eruditorum.org в смежной камере выглядит как заключительный сюжетный поворот в том кукольном балагане, который показывают Рэнди с самого аэропорта. Как в любом театре марионеток, очевидно, есть еще масса участников, незримо для него совершающих какие-то стремительные действия. Похоже, на этот спектакль ушла значительная доля валового национального продукта Филиппин.

На полу в камере стоит миска с едой, на ней сидит крыса. Обычно Рэнди очень плохо реагирует на крыс: они ломают систему обороны, выстроенную воспитанием и образованием вокруг тех областей мозга, где обитает коллективное бессознательное, и выбрасывают его прямиком на территорию Иеронима Босха. Однако сейчас она беспокоит его не больше, чем в зоопарке. У крысы на удивление красивая бурая шкурка и толстый, как карандаш, огрызок хвоста, торчащий вверх, словно антенна мобильника. Рэнди голоден, но не хочет есть то, на чем потопталась крыса, поэтому просто лежит и смотрит.

Судя по ощущениям, проспал он долго. Рэнди включает компьютер и набирает команду date. Ногти на левой руке странные, будто в синяках. Вглядевшись, он видит, что на ногте указательного пальца синей шариковой ручкой нарисованы трефы, на указательном — бубны, на безымянном — червы и на мизинце — пики. Енох Роот объяснил, что в понтифике, как в бридже, каждая карта в колоде имеет числовое значение: трефы от одного до тринадцати, бубны от четырнадцати до двадцати шести, червы от двадцати до тридцати семи, пики от сорока до пятидесяти двух. Рэнди нарисовал символы на ногтях, чтобы не забыть.

«Date» сообщает, что он проспал весь вчерашний вечер, ночь и половину сегодняшнего дня. Значит, крыса ест его ленч.

На компьютере у Рэнди установлен Finux; после загрузки он выдает черный экран с построчными сообщениями из жирных белых букв, настоящий пользовательский интерфейс образца 1975 года. Очевидно, самый легкий для ван-эйковского перехвата. Рэнди печатает «startx», экран на мгновение чернеет, потом приобретает его любимый темно-синий оттенок, и появляется бежевое окно с черными буковками поменьше. Это X Windows System, или просто X, как зовут ее такие, как Рэнди. Она предоставляет всю ту графическую муру, которой люди ждут от пользовательского интерфейса: менюшки, кнопочки, полосы прокрутки и прочее. Как все, идущее под UNIX'ом (Finux — вариант UNIX'а), она имеет миллион разных опций, разобраться в которых под силу только очень молодому, одинокому или одержимому человеку. Рэнди прошел в жизни все три стадии, поэтому про опции знает много. Например, фон сейчас темно-синий, но его можно заменить картинкой, теоретически даже кино, тогда все окна и меню будут плавать поверх, например, «Гражданина Кейна», крутящегося бесконечной петлей. А можно взять любую программу и сделать ее фоном, и она будет себе пыхтеть, не подозревая, что служит дымовой завесой. Это дает Рэнди идею, как быть с ван-эйковским перехватом.

Сейчас компьютер так же уязвим для перехвата, как и до запуска X. Тогда это были белые буквы на черном фоне; сейчас черные на бежевом. Буквы поменьше и живут в окошках, но это ничего не меняет: выводя точки на экран, электроника внутри машины все равно должна совершать переходы между нулем и единицей, то есть между высокой интенсивностью (белым или бежевым) и низкой (черным).

137