У входа в Манильский залив Уотерхауз пишет букву «А» и обводит ее кружком.
— Здесь одна из станций, передающих сообщения шифром «Лазурь».
— Вы знаете это из данных радиопеленгации?
— Да.
— Она на Коррехидоре?
— На одном из островов возле Коррехидора.
Уотерхауз рисует еще кружок с буквой «А» в самой Маниле, потом по кружку в Токио, Рабауле, Пинанге и один в Индийском океане.
— Это что? — спрашивает Комсток.
— Из этой точки мы перехватили сообщение шифром «Лазурь» с немецкой подводной лодки.
— Откуда вы знаете, что это была именно немецкая подводная лодка?
— Узнал почерк радиста, — говорит Уотерхауз. — Значит, вот так расположены передатчики, не считая тех в Европе, которые передают сообщения шифром «Рыба-еж» и, следовательно, согласно утверждению один принадлежат к той же сети. Теперь пусть определенного числа из Токио ушло сообщение шифром «Лазурь». Мы не знаем, что там говорится, потому что еще не взломали «Лазурь». Знаем только, что сообщение отправлено вот сюда. — Он рисует линии, расходящиеся от Токио к Маниле, Рабаулу и Пинангу. — В каждом из этих городов есть крупная военная база. Соответственно из каждого идет поток сообщений японским базам в этом в регионе. — Он рисует линии покороче, соединяющие Манилу с различными точками на Филиппинах, а Рабаул — с Новой Гвинеей и Соломоновыми островами.
— Поправка, Уотерхауз, — говорит Комсток. — Новая Гвинея теперь наша.
— Но я возвращаюсь назад во времени! — восклицает Уотерхауз. — В 43-й, когда японские военные базы были по всему северному побережью Новой Гвинеи и на Соломоновых островах! Итак, скажем, в короткий промежуток времени после сообщения шифром «Лазурь» из Токио станции Рабаула, Манилы и других баз в этом регионе отправляют определенное количество радиограмм. Некоторые — шифрами, которые мы уже взломали. Разумно предположить, что часть из них — отклик на приказы, содержащиеся в сообщениях шифром «Лазурь».
— Но эти базы слали тысячи сообщений в день, — возражает Комсток. — Как можно вычленить отклик на неизвестные приказы?
— Задача чисто статистическая, — говорит Уотерхауз. — Предположим, сообщения шифром «Лазурь» ушли из Токио в Рабаул 15 октября 1943 г. Я беру сообщения, посланные из Рабаула 14 октября, и каждое индексирую всеми возможными способами: место назначения, длина и, если мы смогли их расшифровать, тема. Касается оно передислокации войск? Доставки припасов? Изменений в тактике? Потом я беру все сообщения, отправленные из Рабаула 16 октября — в день, после прихода сообщения, — и подвергаю точно такому же статистическому анализу.
Уотерхауз отходит от доски и поворачивается к слепящим вспышкам.
— Понимаете, все дело в информационных потоках. Информация течет из Токио в Рабаул. Мы не знаем, в чем она состоит, однако она каким-то образом повлияет на дальнейшее поведение Рабаула. Информация необратимо изменила Рабаул; сравнивая его наблюденное поведение до и после этого события, мы можем делать выводы.
— Какие? — с опаской спрашивает Комсток.
Уотерхауз пожимает плечами.
— Различия очень невелики. Почти неотличимы от шума. За время войны из Токио ушло тридцать одно сообщение шифром «Лазурь», и у меня было соответствующее количество материала. Но когда я собрал все данные вместе, то увидел определенные закономерности. И самая четкая — что в день после прихода сообщения шифром «Лазурь», скажем, в Рабаул, оттуда с большей степенью вероятности пойдут радиограммы касательно горных инженеров. У них будут последствия, которые можно проследить до того самого места, где петля замкнется.
— Какая петля?
— Ладно. Давайте начнем сверху. Сообщение шифром «Лазурь» уходит из Токио в Рабаул. — Уотерхауз рисует на доске толстую линию между двумя городами. — На следующий день Рабаул отправляет сообщение другим шифром — уже взломанным — вот сюда, подводной лодке, базирующейся на Молуккских островах. В радиограмме говорится, что подводная лодка должна забрать с пикета на Северном побережье Новой Гвинеи четырех пассажиров. Фамилии указаны. Смотрим по нашим архивам: это три авиамеханика и один горный инженер. Через несколько дней подводная лодка сообщает из моря Бисмарка, что забрала их всех. Еще через несколько дней наш разведчик в Маниле сообщает, что эта подводная лодка заходила в порт. В тот же день из Манилы в Токио уходит очередное сообщение шифром «Лазурь», — заключает Уотерхауз, рисуя последнюю сторону многоугольника, — и петля замыкается.
— Но это может быть череда случайных, несвязанных событий, — говорит первый математический дока раньше, чем то же самое успевает вставить Комсток. — Нипы отчаянно нуждаются в авиамеханиках. В таких сообщениях нет ничего не обычного.
— Зато есть нечто необычное в закономерности, — говорит Уотерхауз. — Если через несколько месяцев подводную лодку таким же образом отправляют забрать из Рабаула несколько горных инженеров и геодезистов, а по ее прибытии в Манилу оттуда в Токио уходит еще одно сообщение шифром «Лазурь», это уже выглядит подозрительно.
— Не знаю. — Комсток мотает головой. — Не уверен, что в штабе Генерала этому поверят. Слишком похоже на тыканье вслепую.
— Поправка, сэр. Это было тыканье вслепую. Но я потыкался, потыкался и кое-что нашел! — Уотерхауз стремглав вылетает из комнаты и мчится по коридору к своей лаборатории. Она занимает полкрыла. Хорошо, что Австралия такая большая, потому что если Уотерхауза не сдерживать, он захватит ее всю. Через пятнадцать минут он возвращается и грохает на стол футовую стопку перфокарт. — Все здесь.